Ну и задал мне хлопот этот Томас Манн со своим романом «Лотта в Веймаре». На три последние главы его книги у меня ушло гораздо больше времени, чем на предыдущие шесть. Не на чтение, а скорее на осмысление того, что я прочитала.
Всё потому, что первая часть романа — это рассказ людей, знающих великого Гёте, гения, которого они превратили в памятник самому себе, статичный в своем незыблемом величии. На этот памятник, на это созданное ими самими божество они жалуются Лотте, которая, слушая их, сама испытывает противоречивые чувства. Влюбленности, сохранившейся у нее к нему на всю жизнь, обиды и ревности. Она гордится тем, что благодаря ему и его «Страданиям юного Вертера» вошла в историю немецкой культуры и даже собирает сведения о своей семье и экспонаты для будущего музея. В то же время, его откровения в романе, его вымысел, соседствующий с действительными событиями, очень осложнили ее жизнь и жизнь ее мужа, сделали ее из скромной матери семейства особой публичной, на которую обыватели сбегаются посмотреть даже через 44 года после расставания с «принцем-бродягой».
С сочувствием выслушивает она речи Римера, упрекающего Гёте в холодности и бессердечии, искренне готова помочь подруге Адели Шопенгауэр не губить свою жизнь браком с сыном Гёте, Августом. Встретившись с ним, она чувствует потребность помочь ему, жалея этого юношу, стремящегося подражать отцу, но не имеющего для этого ни таланта, ни характера отца. Всё это взгляд со стороны.
Седьмая глава дает нам возможность увидеть ситуацию изнутри. Она состоит из внутреннего монолога Гёте, который перемежается краткими диалогами: со слугой, с секретарем, с сыном. Действие этой главы происходит в тот же день, что и приезд Лотты в Веймер.
Раннее утро. Гёте просыпается и вспоминает образы из виденного им сна. Это та самая, постоянно ускользающая от него красота, которую он ищет всю жизнь, которую стремится запечатлеть в своих произведениях. Мысли бегут, перебивая друг друга, рождая всё новые ассоциации. Тут и воспоминания о Шиллере, сожаления о том, что он, Гёте, не обработал незаконченную последнюю пьесу друга о Лжедмитрии («Demetrius») для постановки ее на сцене. Он считает своего умершего друга единственным равным ему и близким по духу, но в то же время ведет внутренний спор с ним. Думает о своих планах на будущее, о давно замысленных, но не осуществленных произведениях, о времени, которое убивается ежедневной придворной кутерьмой — например, поздравительными одами, о юности и старости.
Гёте тяготят и обижают упреки общества, непонимание тех изменений, которые происходят в нем, и отражаются в его творчестве, в его научных интересах. Для тех, кто возвел его на пьедестал как поэта и видит в нем только поэта, он — «возмутитель спокойствия», потому что не хочет подчиняться штампам, созданным обывателями. Так было, когда он привел в дом «малютку» из цветочного салона, чтобы много лет, к возмущению света, жить с ней в «грехе», а потом вдруг заключить брак. Это совсем не тот отстраненный, холодный, лишенный чувств и желаний Гёте, забронзовевший в своей гениальности, о котором рассказывали посетители Лотты.
Мысли уводят его все дальше, он вспоминает своих родителей, свою сестру Корнелию. Рассуждает о немцах и своем отношении к этому народу. Осуждает собственную нацию, которая, по его мнению, воспринимает «злобное филистерство», как свою сущность. Обыватели считают, что именно они — истинная Германия. Гете мысленно возражает им: «…Германия — это я! … И если она погибнет, то будет жить во мне».
Эти слова из романа заставили меня насторожиться, тем более что дальше рассуждения о пагубном пути, по которому идет «злополучный народ», стремящийся «через глупость править миром» продолжаются. Речь уже не о том том, тот ли это Гёте, патриарх немецкой литературы, которого мы все, как нам кажется, знаем. Вопрос приходится формулировать теперь иначе: Гёте ли это? Здесь почти дословно приведены слова Томаса Манна во время его приезда в Америку: «Где нахожусь я, там Германия. Я ношу мою немецкую культуру в себе». Ведь это в сущности перефразированные слова Гёте из романа «Лотта в Веймаре» или перефразированные слова Томаса Манна, вложенные в уста Гёте.
В восьмой главе, на званом обеде у Гёте происходит, наконец, встреча Лотты с другом ее юности. Ее потрясает и смущает роскошный дом поэта с прекрасными коллекциями скульптур, картин, минералов, сам же он вызывает скорее разочарование. Это чопорный сановник, окруженный теми, кого он в беседе с сыном, обсуждая приглашения, называет «ближним кругом». Гости Гёте раболепно выслушивают речи хозяина дома, смеются в нужных местах так старательно громко, что приводят Лотту в ужас, льстят ему. Однако Гёте это вроде бы не смущает и не тревожит, только иногда Лотте кажется, что неумолчный поток красноречия дается ему с трудом. В этой главе великий поэт продолжает рассуждать, теперь уже не про себя, а вслух о немецком народе. И эти рассуждения опять настораживают. Кому принадлежат слова — ему или Томасу Манну? Судя по тому, когда был написан роман, скорее последнему.
Не случайно именно эти цитаты из романа Томаса Манна анонимно распространялись в Германии во времена фашистской диктатуры в виде сборника под названием «Из бесед Гёте с Римером». На Нюрнбергском процессе обвинитель от Великобритании даже процитировал слова, взятые, вероятно, из этого сборника, как слова самого Гёте. Томас Манн на вопрос, где в текстах великого немецкого писателя можно найти эти высказывания, ответил, что дословных цитат он привести не может, но слова эти по своему духу полностью соответствуют образу мыслей Гёте.
Последняя, девятая глава романа — это разговор между Лоттой и автором «Юного Вертера» с глазу на глаз. Получив приглашение в ложу Гете на спектакль в Веймарском театре, госпожа Кестнер отправляется туда в заботливо присланной писателем карете. На обратном пути и происходит тот откровенный разговор, который примиряет Лотту с тем, кто когда-то выставил на всеобщее обозрение историю их отношений. Почему-то принято считать, что беседа между Гёте и Лоттой в карете — лишь плод воображения последней, хотя никаких намеков на это в тексте романа я не нашла. Поищите Вы и, если найдете, сообщите мне об этом в комментарии на сайте или в социальных сетях. Я обнаружила, что об этом говорится в описании фильма снятого по роману Томаса Манна «Лотта в Веймаре» в 1975 году киностудией «ДЕФА» (ГДР).
Фильм этот мне не очень понравился, впрочем, фильмы по литературным произведениям, особенно таким объемным, редко бывают удачными. А вот исполнительница роли Лотты — Лили Пальмер, абсолютно соответствует моему представлению о героине Томаса Манна.
Загрузка ...